Звук колес изменился — выехали на брусчатку. Через несколько минут Варан услышал улицы города — голоса людей и скотины, крики зазывал, смех, шорох и топот подошв; вверху, сквозь прорехи в полотняной «крыше», вдруг открылись «небесные кварталы» — Варан прищурился, вглядываясь в переплетение канатов, мачт и трапов, разглядел даже повозку на саможорках, медленно переползающую крутой и опасный участок улицы…
— У нас сосед был, так он тоже повелся, — проворчал хозяин. — Мир, говорит, повидать. Напился на ближней ярмарке и замерз. Всего-то и мира повидал, что полторы дороги.
Он ужаснулся собственным мыслям. Вероятно, сказывались голод и недосып, и еще то, что он никак не мог набраться решимости и приблизиться к жилищам настоящих горни. Сезон уравнивает, зато межсезонье напоминает о пропасти между верхним и нижним миром. Нила — наполовину горни, а значит, все случившееся летом — змейсихи, пещеры, запах сухих водорослей — приснилось Варану. Виноват сезон — навевает странные сны…
И он взял. Не оставил дерево мокнуть под дождем, как намеревался сначала.
Варан до капельки выпил воду, которую Нила принесла для него из покоев, и вышел под солнце. Широкополая шляпа, раньше принадлежавшая кому-то из слуг, прекрасно затеняла лицо, можно было гулять даже в полдень. Очки, прежде натиравшие переносицу, совсем почти не чувствовались — он привык.
— Нет. У меня дом, поле, отец, мать, сестры… И ведь мы хотели пожениться — ты помнишь?