Не видя ничего, кроме красных прожилок на собственных веках, Варан кинулся назад. Император хранил его — он не поскользнулся и не споткнулся на ступеньках; он сразу нашел веревку, вцепился в нее, и веревка с неожиданной силой потащила его вверх.
Разговор их шел по кругу, и кругами ходил угрюмый Варан. Пружина, поначалу длинная и вялая, понемногу сжималась, наливаясь злой силой. В детстве Варан думал, что пружина живая, и недоумевал, откуда в таком маленьком существе столько мощи — рвануть трос, закрутить винт, чтобы он пробился к солнцу…
Где-то здесь полегло звено Гордина — в полном составе. Кое-что осталось, вероятно, на поле, но сверху долина казалась чистой, и за подробностями надо было спускаться ниже. Варан не без труда развернул крыламу: следовало возвращаться к наместнику, следовало что-то решать с беднягой Зигбамом…
Кровь на лице подсыхала, стягивая кожу. Варан подумал, что можно выбросить купюру так, чтобы маг не видел. Или теперь уже нельзя?..
— Спокойно. Видишь — спокойно… Как бы ты не разозлил…
Варан вдруг разозлился. Это не было раздражением, не было минутной вспышкой — это был настоящий приступ ярости, холодной, трезвой.