— Ну, хорошо. Отдыхайте, думайте. Завтра поедем к Громову. — Он изобразил на лице строгость, но не вполне настоящую, а как бы напускную. — Из комнаты ни ногой. Считайте, что вы пока под домашним арестом. Если что понадобится, скажите товарищу Иванову. Он останется с вами.
Гальтон пожал плечами — русские сказки в самсонитный набор герра Айзенкопфа не входили.
Нужно было скорей возвращаться на корабль!
Он проворно спустился с дерева и вскоре уже лежал в траве неподалёку от палатки. Дал часовому пройти мимо, проскользнул внутрь, спрятался за полог. Мимо опять протопали сапоги. Профессор шагнул к кастрюльке, в которой хранился бульон. Поднял крышку, плеснул жидкость из своей золотистой фляжки. Закрыл. Снова спрятался.
Из правого нижнего кармана доктор извлек туго скрученное лассо, оно было прихвачено специально для подобного случая.
— А… Простите, сэр, а зачем вам это нужно? — спросил Гальтон, чувствуя себя уязвленным. Не очень-то приятно знать, что тебя использовали вслепую в какой-то малопонятной игре. Оказывается, всё это — постаревшее сердце, преждевременная седина, ночные кошмары, мучившие его две последние недели, — ради того, чтобы в Германии пришел к власти какой-то эпилептоид?