Он размышлял минуту, затем махнул рукой, чтобы все вышли. Недовольно ворча, офицеры покинули помещение, а он пригубил вино и цедил его, пока за последним из них не захлопнулась дверь.
— Нет. Я не поведу своих людей против этих стен. Это самоубийство, а о самоубийстве мы не договаривались. Это ваш довод, но не мой. Я согласился вам помочь взять замок. Вы должны были пробить вход в город с помощью своих машин. Только тогда я бы стал атаковать. Эти условия не выполнены.
Он схватил дымящийся пакет, традиционно украшенный глазами-бусинками и хвостом с кисточкой, и принялся жевать. Было приятно наблюдать за тем, как он ест. Но я заставил себя оторваться от зрелища, чтобы не забыть бросить монеты в щель позади бронированной кассы.
— Хорошо, иду, Дренг, — сказал я. — Принеси мне чего-нибудь поесть, чтобы насытить мои внутренности перед дальней дорогой. И еще воды, если можно, а то похоже, что кроме алкоголя у этих хозяев ничего не подают.
Он медленно кивнул головой, принимая мои похвалы как должное. Мои ли слова заставили его опустить револьвер? Показался ли на горизонте ничейный исход игры? Я бросился в атаку.
— Конечно, спланировал, спасибо. Хлебный фургон — это наша возможность оставаться неузнанными, так как он, как и его братья, в огромном количестве катят по всем магистралям и прилегающим дорогам каждый день. — По какой-то непонятной причине я обнаружил, что начинаю сам говорить в манере Слона. — Мы останемся здесь до темноты, тем не менее медленно приближаясь к цели нашего путешествия.