– Хокинс не сказал бы, что ничего не слышал, будь то его собственный отец! – запальчиво крикнул мальчик. – Это был мой отец, милорд, мой отец, отец!
К этому времени в па собралось человек сто новозеландцев: здесь были и старики, и люди зрелого возраста, и юноши. Одни, мрачные, но спокойные, ожидали распоряжений Каи-Куму, другие же предавались неистовому горю – они оплакивали родственников или друзей, павших в последних боях.
– Да, друг мой. Среди моряков, плавающих по океану, их репутация установлена прочно. Это не робкие австралийцы, а смышленое, кровожадное племя, людоеды, от которых ждать пощады не приходится.
Как раз в ту минуту, когда он это говорил, на лестнице юта показался Джон Манглс.
В девять часов, в полной темноте, Гленарван повел свой отряд вперед. Захватив оружие и одеяния Кара-Тете, все начали осторожно спускаться с Маунгахауми. Первыми шли Джон Манглс и Вильсон. Они ловили малейший проблеск света, останавливались при всяком шорохе. Беглецы словно скользили по склону, как бы стараясь слиться с ним.
– Cruel! – воскликнул Джон Манглс. – Так вот объяснение немецкого слова graus: grausam – жестокий!