— Ты боярин, коли сказывать начал, так продолжай, на половине не останавливайся, — посоветовал воевода.
— Не надо сыска… — Волошин мучительно замотал головой. — Не надо… Один. Один я крамолу затеял… Никто не знал. Потому и колдунов я в глуши собирал, что никто в усадьбе о чародействе моем не знал. Ни одна душа. Таился я от каждого, и от жены своей Полины таился, и от дочки. Не знают они ничего. Богом клянусь, не знают…
Зализа грохнул кулаком по столу, и крепостной тать судорожно сжался.
— Кто тебя подстрелил? — грозно спросил Длинное Перо.
— Вас искал, Семен Прокофьевич. Долго не заезжали.
Словно услышав мысленную просьбу опричника, Господь откликнулся — и на ведущей к усадьбе дорожке послышались веселые женские голоса. Вот оно, что сейчас нужно — зажать какую-нибудь дворовую девку под кустом, самому согреться, ее потешить, да потом и спросить про разные пустяки: бывали ли чужеземцы у боярина в гостях, да не творит ли он сам чего безбожного, в церковь ходит ли исправно, али отлынивает.