На кострах созрела каша, воины извлекли ложки и выстроились в очередь, подходя к котлам своих десятков, зачерпывая кашу, съедая ее и становясь опять в конец. Поскольку ложки у стрельцов оказались размеров с Лукерьино черпало, дело двигалось быстро, и котлы опустели еще до того, как засечники успели выхлебать наскоро сооруженную ботвинью.
— Савелий, Федор, Порфирий! Коней седлайте, немедля!
— Я все сделаю, — погладила она его по груди. — Спи.
Парень соскочил с коня, вынул засапожный нож и принялся деловито «чистить» пленников. Падающие на траву разнообразные украшения дед торопливо сметал к небольшому костерку еловой веткой.
Росин принял тяжелое длинное ружье образца пятнадцатого-семнадцатого веком. Граненый ствол калибром миллиметров двадцать — большой палец влезает свободно. Грубо вытесанный приклад, запальное отверстие сверху. Никакого спускового механизма не имелось. Наверное, чтобы выстрелить, к затравке нужно подносить спичку.
Тропинка от деревни на сенокосный луг шла вдоль реки. Засечники миновали следы кострищ у бывшего стойбища бездоспешных чужеземцев, у бывших палаток Ливонского ордена, прошли мимо одиноко стоящих в траве стола на тонких белых ножках и необычно гладкой, синей блестящей столешницей, мимо разбросанных скамеек и остановились неподалеку от странных телег. Точнее — странных карет: сквозь прозрачные сверху стенки внутри них были видны узкие низкие кресла и лавки.