Плотное облачко чужой магии царапало мне ладонь.
— Нет, конечно, он не носил ничего такого, — отозвался Ил с некоторым раздражением. — Не любил цацек. Ни серебра, ни камня — в крайнем случае золото…
Та женщина, погубленная ради нескольких монет и пригоршни безделушек…
— Эй, баба? Бодаться? Ты чего это? А? — тон его из удивленного все быстрее перетекал в игривый.
Стоило, наверное, найти выход поизящнее — но я устал. Поспешно, почти суетливо — нервы, нервы! — я вернулся в свой естественный облик, и кожемякина рука, только что шарившая под подолом толстухи, нашла совсем не то, что ожидала найти.
— Клянусь, — сказал я медленно. — Клянусь памятью отца — я не знал, что так все получится…