Для сирот это шанс, да еще какой. Куда сироте податься? Ни приданого, ни сродственников — никого. В служанки? Так в хороших домах таких не особо жалуют, а куда в таверну, так хозяину над сироткой полная власть и раздолье. Тешься — не хочу да постояльцам подкладывай — и знай себе деньгу собирай. Нет, бывает, и те, которые при маме-папе выросли, таким делом промышляют, но это больше по своему беспутному естеству и обоюдному желанию. А сиротке никакого выбора. Давай, девка, за материну распутную жизнь расплачивайся. Так что в городе сиротке одна дорога — в гулящие девки. А тут сразу тебе — и муж, и хозяйство свое. Хоть выбор невелик, а все одно какой-никакой, а есть. Пока караван место под новую деревню ищет да на выбранном месте обустраивается, у сирот с ветеранами все постепенно и слаживается. И хоть часто мужу в семье уже под пятьдесят годков, а невесте, бывает, и семнадцати нет, а все одно естество свое берет. К первой весне обязательно и первые роды случаются, а там уж каждый год по дитенку. Разве ж можно бабу от того, чтобы рожать, отвратить: как первый раз попробовала — так потом и остановиться не может. Такая вот у них бабья природа. И хотя потом молодухам, бывает, лет двадцать вдовью долю тянуть, но, однако ж, не в одиночестве — при семье, при детях, при внуках. А там, глядишь, и деревня разрослась, правнуки собрались да на выселки ушли. Вот тебе и еще деревня рядышком. Да что там говорить, та же Палангея когда-то тоже вот такой ветеранской деревней была, а сейчас, эвон, город, девять тыщ народу живет, императорский прокуратор управляет, столица, почитай, всего восточного предела графства Умбир. Вот только из всех поселенческих деревень на десятый год лишь каждая третья и остается… Потому как идут поселенцы в места дальние, необжитые. И помощи им ждать неоткуда. Что мор, что сушь, что враг, что зверье, что Темные — супротив всего в одиночку биться приходится. И не всегда старая воинская выучка выручает. Так что часто бывает, что по осени стоял на холме частокол, да из-под крыш крепких домов весело бежали в небо струйки дыма, а по весне на том месте одни головешки…