— А, — понимающе кивнул гном. — Ну тогда ладно… О, гляди, лавка «ушастых». Пошли-ка зайдем. — И он устремился вперед.
— Ну ты, чего ты там бормочешь? Говори так, чтобы было слышно всем, — прокричал гном. Фигура развернулась и, откинув полу плаща, которой прикрывала голову, явила достойному гленду испуганное веснушчатое лицо.
Вот только деревню это не спасло. Уж слишком много оказалось налетчиков. Частокол они преодолели влет, сразу в десятке мест через заостренные бревна густо полезли оскаленные морды орков. На каждого из мужиков пришлось не менее дюжины тварей. Пятеро оставшихся в живых ветеранов попытались было сбить строй у рыночной площади, но куда там… Деревенский же молодняк никто держать строй не учил (а на кой ляд учить сложные боевые построения в этакой-то глуши, без того у крестьянина забот — круглый год), да и с таким жутким врагом они столкнулись впервые в жизни, так что, когда рухнули ворота, из всего мужского населения в живых оставались только Ругир и Тристан, ставшие плечом к плечу у избы Ругира, в которую набилось два десятка девок и баб. Впрочем, и они продержались недолго…
Трой покраснел еще гуще и, поспешно ухватив кружку (с таким видом, будто собирался за ней спрятаться), сделал большой глоток. Весь десяток дружно расхохотался.
Трой вздохнул. Глашатай, а он-то думал… Такой формулой предварялись только указы императора, а какое отношение эти указы могли иметь к нему? Он повернулся и толкнул дверь таверны, собираясь войти, как вдруг следующие слова глашатая буквально пригвоздили его к месту.
Наконец возвышавшийся перед ним камень вздрогнул и пошевелился. Плющ и колючие лианы поползли во все стороны, будто гревшиеся на солнце змеи, застигнутые холодным ливнем, а сам камень заворочался, словно медведь, выбирающийся из берлоги после зимней спячки, и начал медленно подниматься. Герцог чуть прибавил темп — камень пополз веселее. Наконец щель между камнем и поверхностью стала достаточной, чтобы в нее мог пройти человек, правда изрядно согнувшись. Герцог резко опустил руки к бедрам, и камень послушно замер. Герцог еще несколько мгновений вглядывался в висевшую перед ним глыбу, затем расслабился и вытер рукавом взмокшее лицо. О боги, когда-то он думал, что раз от раза это будет удаваться ему легче и легче, но сегодня у него такое чувство, что ему еще никогда не было так трудно поднять этот проклятый камень.