— Все может быть, — изрек Давлетьяров, и я примолкла. Минуты через три меня осенило.
— Что это вдруг? — удивилась я. — Проблемы какие-то?
Было у меня, если честно, еще одно опасение. Я боялась, что могу не удержаться и начать доказывать все тому же Давлетьярову, что я в самом деле на что-то способна без его помощи, буду из кожи вон лезть, чтобы получить что-то совсем ненужное… Ну, как обычно, в общем, я много таких историй слышала. Пока вроде бы обошлось. В самом деле, зачем мне ему что-то доказывать? Он мне кто? Да никто.
Вранье мое было весьма неуклюжим, поймать меня ничего не стоило. Ну какой юбилей кафедры, он через два года только! Но то ли Эмма Германовна этого не знала, то ли пропустила мимо ушей.
Я привычно подавила желание пнуть что-нибудь, хотя бы ножку журнального столика. Толку в этом все равно никакого нет, Давлетьярова не переделать, а ногу я отобью, как пить дать.
Он решил загнать себя работой. Намеренно делал то, что было ему уже не под силу в надежде, что рано или поздно не выдержит сердце или не перенесет напряжения какой-нибудь сосуд в мозгу. К несчастью, его организм оказался чересчур крепким.