— Пиши "перевод Черновой Наины…" как там тебя по отчеству? Работа с первоисточниками — большой плюс.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Лицо у Давлетьярова было совершенно непроницаемым, только губы свело в тонкую линию, а вот глаза… Если бы взглядом можно было убивать на расстоянии, кое-кому бы не поздоровилось, это точно. Настолько живой взгляд я видела у него только на старых фотографиях, но там он не выглядел таким безжалостным.
Фотография на памятнике была не та, что в некрологе. Игорь Георгиевич выглядел таким, каким я его помнила — хмурым и недоброжелательным. Не люблю я памятники с фотографиями. По первости они выглядят еще пристойно, а потом, со временем, портрет портится, меняется до неузнаваемости, до такой степени, что смотреть неприятно и невозможно узнать лицо…
Было еще одно направление, в обиходе именуемое «сельхозмагией», но туда мне вовсе не хотелось: эти господа занимались ветеринарией и проблемами магического вспомоществования выращиванию различных сельхозкультур в суровых климатических условиях. С животными я всегда ладила не так чтобы очень хорошо, опять же, и ветеринарное училище я не заканчивала. А отправляться после окончания университета куда-нибудь на Дальний Восток и пытаться выращивать там апельсиновые рощи — вот уж увольте!
— Вспомнили? Вот то-то же, — хмыкнул Лев Евгеньевич. — Дивной мерзости нрава молодой человек, должен вам признаться, Ниночка, никогда прежде таких не встречал. Зато уж если его разозлить как следует, он горы свернет, а вот если начнет себя жалеть и убеждать в собственной никчемности — пиши пропало. Так что вы, Ниночка, очень кстати пришлись.
Мне внезапно вспомнилось: когда я однажды заболела ангиной и температура скакнула под сорок (а в таком состоянии заниматься самолечением совершенно невозможно), Игорь немедленно засунул меня под одеяло и взялся лечить сам. Медик из него, если честно, как и из любого боевого мага, просто ужасный, а если учесть, что параллельно с лечением он еще битый час читал мне лекцию о вреде неумеренного потребления мороженого и хождения по холоду нараспашку, то удивительно, как я от такой заботы не скончалась. "А ведь он правда о тебе заботился тогда, Чернова, — поняла вдруг я. — Уж как умел, и не его вина, что умел он плохо…"