Меня захолонуло. Колени подогнулись, в животе нехорошо защекотало. Боясь того, что сейчас увижу, я достал из ящика стола наручные электронные часы с оборванным ремешком. Они-то оставались неподкупными и равнодушными к любым потрясениям. И показывали они ровно столько же, сколько круглые настенные, столько же, сколько кремлевские Куранты, сколько и любые другие верно идущие часы в этом городе.
Прежде чем снова погрузиться в переводимый текст, я ещё раз взглянул в окно. Что-то зацепило меня… Я некоторое время озадаченно всматривался в очертания лица, утопленного в глади ночного воздуха, прежде чем смог, наконец, разобраться, в чем дело. Человек в зазеркалье неуловимо отличался от того, что уныло глядел на меня с другой стороны еще вчера.
Я стал наспех набрасывать на холст того, что видел перед собой, эскизы воспоминаний от прочтённого, чтобы, взглянув на них только раз, скомкать, отбросить и жадно, боясь не успеть, приняться за следующий.
— Откуда вы меня знаете? — осторожно поинтересовался я.
— Цомпантли? Сейчас у хозяина спрошу. Рубен Ашотович!
Понимал ли писавший дневник, что созданная им книга будет обладать магической силой, словно щупальце мифического гигантского кракена захлёстывающей неосторожного читателя и топящего его блёклую действительность в по-маркесовски перенасыщенной красками пучине своего фантастического повествования?