Свет давали только висящие высоко под потолком хрустальные люстры, горящие в четверть силы и через одну. В облицованных гранитом стенах через каждые пятьдесят метров темнели проёмы арок — там находились выставочные залы. Помпезные бронзовые доски у входа в каждый из них оглашали название экспозиции: «Первые шаги», «Детский садик», «Здравствуй, школа!», «Гордость класса», и так далее.
Пока я молчал, собираясь с мыслями, старик дрожащими пальцами вскрыл сигаретную пачку, закурил и перевёл дыхание. Я же вспоминал страницы переведённых мной последних глав, и со всё большей обречённостью сознавал, что мне не суждено дать ему то, что он так рассчитывает от меня получить — утешение и надежду.
Делал ли я свой выбор осознанно, когда стало ясно, что книга заставляет меня идти ва-банк? Понимал ли я, что среди ярких фишек, выложенных мной на зеленое сукно в этой азартной игре, правил которой я не знал, одна означает здравомыслие, другая — веру в реальность окружающего мира, третья — жизнь? Вряд ли. Я был так увлечён самой игрой и раздразнён возможностью выигрыша, сулившего мне катарсис и просветление одновременно, что не задумывался о ставках. И хотя они повышались с каждой прочтённой страницей, остановиться я уже не мог.
Как только ручка описала дугу до конца, язычок спрятался, и дверь под тяжестью моего тела медленно подалась вперёд…
Я точно знал, где видел такой же почерк, я слишком долго и слишком внимательно всматривался в те четыре слова, и они плясали у меня перед глазами до сих пор,
Тогда вся экспедиция обретает совсем другой смысл — манускрипты, которые надлежало доставить в Мани, были только прикрытием дерзкой авантюры, задуманной настоятелем францисканского монастыря, которому верные люди донесли про несметные богатства, спрятанные в дремучих лесах на юге полуострова. Выбрав нескольких надёжных и страждущих золота головорезов, он выговорил для них полсотни солдат и отправил за кладом.