– Зря, – обронила я. Неторопливо встала, плотнее запахнулась в простыню и отошла к открытому окну, через которое в комнату влетал свежий ветерок и оглушительный стрекот цикад. – Нельзя тревожить прах упокоенных. Они редко это прощают.
Я молчала, уставившись в пол и чувствуя, как щеки у меня начинают полыхать от негодования. Впервые в жизни меня отчитывали как несмышленую девчонку. Что самое обидное – все это происходило на глазах у храмовника. То-то он веселится сейчас, наверное.
– С Дорией, полагаю, ты уже переговорил? – не удержалась я от мучившего меня на протяжении последнего часа вопроса.
Чем ближе мы подходили к кругу, тем сильнее замедляли шаг мои беспечные провожатые. Вполне могу их понять: как тут не удивиться, когда из пустого пространства вдруг то огромный, выше человеческого роста, камень на миг покажется и тут же пропадет, то какая-то непонятная черная тень мелькнет. Да и я не спешила, напряженно пытаясь вычленить знакомые фиалковые нотки из ароматов полевых цветов. Для меня этот запах уже стал сигналом опасности, поэтому приходилось стараться изо всех сил, дыша полной грудью. Но добилась я этим только того, что от избытка кислорода закружилась голова.
– Пусть слышат, – с очень нехорошей улыбкой заявил Гворий, однако послушно отстранился от меня и с наслаждением повел плечами. – Теперь я буду готов к нападению.
– Ну и сторожи тогда пустой шалаш, дурень! – теряя терпение, рявкнул Альс. – А я не намерен такой шанс разбогатеть упускать. Или тебе, Гур, охота всю жизнь по помойкам шарить?