В темноте бачок на треноге, под которой билось пламя, выглядел фантастически — будто летающая тарелка на старте. Рядом нервничал Косяк: уже пора было раскладывать ужин по мискам.
Наконец машина перестала дергаться и целеустремленно рванула вперед. Затормозила, окутавшись пылью, у неприметного бугорка. Офицер и солдаты уставились вниз, свесившись через борт.
Потом я обнаружу, что это так и есть. В Мулино не жили — просто служили. Здесь кантовались, терпели, держались из последних сил замечательные офицеры. Выли от тоски и спивались отчаявшиеся офицеры. Влачили жалкое существование пустые, бессмысленные офицеры. Эти, последние, были гораздо счастливее остальных. Наконец, в Мулино попадались целеустремленные натуры, пытающиеся тут выслужиться — во что ни поверишь от безысходности.
Тут, к счастью, подоспел со второго этажа командир дивизиона. Просочился через свиту, заткнул комбата и четко начал доклад:
Или умелый сержант пехоты, силами одного отделения способный насмерть примучить танк во чистом поле, отловить по кустам воображалу-снайпера и утопить в луже самого водоплавающего матроса?
Специфика "кадрированной" войсковой части. Она живет в ожидании войны. И когда война приходит, часть снимается с места и скрывается в лесах. Там она разворачивает Передвижной Пункт Приема Личного Состава — и сидит, пока Личный Состав ее не настигнет. Теперь представьте, какое это сомнительное удовольствие: полтораста человек должны принять, обиходить, накормить, одеть, вооружить и слегка потренировать тысячу пятьсот! А если зимой?!