— Точно камикадзе, — мрачно заключил Тхя. — А я все понять не мог, отчего мне кажется, что я ему тогда мало вломил! Ясно мне все теперь, ясненько… Похождения бравого солдата Вдовина во время полевых учений…
За старшего в бригаде остался майор Сиротин, заместитель начальника штаба. У этого офицера я аккорд не взял бы. Сиротин боялся ответственности. Отдать приказ у него пороху хватало, но когда ты докладывал о проделанной работе, Сиротин вдруг терялся. Не мог принять работу лично. Обычно он бежал к НШ, чтобы тот сам посмотрел, хорошо ли сделано. Вся ББМ мучилась вопросом: то ли Сиротин вообще дурак, то ли это у него такая гипертрофированная военная хитрость.
Строевая служба быстро изнашивает офицеров. В тридцать лет они выглядят на сорок, а сорокалетний дядька, тянущий на верные шестьдесят, нормальное дело. А чего вы хотели — у них то дикая нервотрепка, то отупляющее однообразие, лопают они что дают, а пьют что достанут. Нюхают пороховые газы и ракетное топливо, ездят на технике с превышением всех разумных норм по шумности, вибрации и температурам. Зачастую офицер по общим физическим показателям еще хоть куда мужчина, но "морда лица" у него именно что морда лица. На страх агрессору.
Потянулись из штаба офицеры. Мне полагалось стоять у двери и провожать их отданием чести. Но правая рука, уколотая Иглой, отказалась подниматься! Согнуть ее в локте я мог, а задрать к фуражке — никак. До плеча удавалось донести ладонь, максимум. Офицеры шли мимо, кто-то говорил мне "до свидания", с кем-то мы просто обменивались кивками и полуулыбками, затем я обозначал рукой движение вверх… Офицер, уже не глядя, машинально мне козырял и исчезал за дверью.
Потом деды начинают вечерами фланировать по казарме в мягких домашних тапочках и больничных халатах.