– Это титаны. Котт, Бриарей и Гиетт. У каждого по сто рук, по пятьдесят голов и немереное количество дури. Скоро ты к ним привыкнешь. Они заточены глубоко под землей в темной, тесной и душной пещере, – с нехорошей усмешкой сказал Поклеп Поклепыч.
– Так вот что значила последняя часть пророчества, что я сотру Тибидохс. Я и правда его стерла, выпустив титанов, – виновато сказала Таня.
Когда пришла ее очередь сдавать куртку в гардероб, Таня, как всегда, ощутила неловкость. Под курткой у нее была кошмарная джинсовая рубашка с обтрепанным воротником, годившаяся разве что на то, чтобы в три часа ночи воровато вышвырнуть ее в мусорный бак. Хотя Дурневы были богатыми, они всегда одевали девочку очень плохо – в самое изношенное и грязное старье, которым торговала фирма дяди Германа. Обувь же тетя Нинель подбирала всегда такую, которая была Тане либо мала, либо велика до такой степени, что ей приходилось шаркать подошвами по полу, чтобы ступня не выскользнула.
Таня испуганно сжалась. Ей казалось, что скользнувший по ней взгляд завуча пронзил ее насквозь. Неужели знает? Но откуда? Баб-Ягун с Ванькой Валялкиным также явно ощущали себя не в своей тарелке. Ваньку Таня не видела, но у сидевшего впереди Баб-Ягуна уши мигали, как семафоры.
– Я ничего не вижу! – заорал вдруг Усыня.
– Не надо Таню! Я вместо нее! – вызвался Ванька, бросаясь к своему пылесосу. Но, как назло, его дряхлый пылесос, вместо того чтобы взлететь, подпрыгнул метра на три, и от него отвалилась труба. Свалившись на землю, Ванька ушиб ногу и закусил губу, чтобы не заплакать от боли и досады.