– Ненавижу, когда меня перебивают, – сказала Улита.
– Ага… Зато вон там – ах да, ты же не видишь клейма! – плита милых внезапностей. С тем, кто наступил на нее, вечно начинает что-то твориться: люки без крышек, карманники, упал на ровном месте, обжег руку, прищемил палец, сел не в тот вагон, сломал ногу, выпил уксус… Тут, конечно, все ускорено и уксуса нет, но финал ясен…
Некоторое время Мефодий отыскивал в этой фразе глубинный смысл, а затем, спохватившись, вызвал слезу и моргнул.
Даф гневно шагнула к комиссионеру, сжимая рог Минотавра. Рог призывно затрубил сам собой, точно подтверждая, что превратить Тухломона в мрамор будет парой пустяков. От ужаса мягкие ноги комиссионера сложились коленками назад.
Не думая, зачем она это делает, Дафна вытянула из рюкзака флейту. Это произошло само собой. Ей захотелось вдруг исполнить что-то грустное. Барон мрака сделал неуловимое движение ладонью. Флейта покатилась по полу.
Даф слышала, как по защите снаружи барабанит град метательных снарядов. Ее пальцы поспешно бегали по отверстиям флейты, а сознание рождало привычную цепь образов. Именно в них, в единстве образов и музыки, и состояла великая сила маголодии – сама же флейта содержала минимум волшебства и была лишь передаточным звеном. В отдельности же они не обладали бы достаточной силой даже для того, чтобы отклонить полет песчинки.