– А как насчет Мамзелькиной? Ну, что кто-то должен погибнуть и она сделала запись карандашиком?
– Ничего особенного… Ты отнял его силы. Почти все, что он накопил в своем дархе за долгие века, – сказал Арей. В его голосе прозвучало странное удовлетворение.
«Ага! А вот и ложка дегтя в этой бочке с динамитом! Я так и знала, что что-нибудь эдакое да будет!» – разочарованно подумала Даф.
«Черепа» отпустили его, разбегаясь в разные стороны, заползая в щели, пробиваясь к окну и двери. Комната была задымлена. Буслаев медленно поднялся, нашарил стену. Его шатало. Все мышцы болели.
Края руны вспыхнули. Контуры Улиты, стоявшей снаружи, постепенно становились прозрачными.
– Запросто! Только ножик положите! – сказал Мефодий. Бабаню он любил.