Мефодий открыл шкатулку. На дне лежал небольшой белый камень, внутри которого клубился белый нечеткий туман. Рядом с камнем перекатывался темный морщинистый плод, смахивающий на чернослив.
Арей кашлянул. И этим кашлем словно поставил точку, показывая, что именно теперь, от этого самого места и начнется серьезный разговор.
Мефодий закричал. Всю свою силу он вложил в ответный удар и… осознал, что не успел. Его сознание было уже заполнено чем-то уверенным, насмешливым и чужеродным. Оно постепенно разрасталось. А потом Мефодий вруг понял, что тело уже не его. Он по-прежнему живет в нем, но лишь на правах гостя. Он попытался поднять правую руку, но вместо этого поднялась левая. Сжалась и разжалась. Глаза – то ли свои, то ли уже чужие – разглядывали ее с интересом и с легким презрением. Хоорс, погибший, видно, далеко не мальчиком, явно забавлялся, находясь теперь в теле подростка.
– Отлично. Не люблю жалующихся людей, с охотой превращающих собеседника в эмоциональный унитаз. Таким тряпкам стоило бы прижигать язык уже после первого предупреждения… Теперь вот что. Этой ночью для тебя доставили из Канцелярии посылку. Не думал, что это произойдет так скоро. Обычно они тянут до последнего… Взгляни!
– Ты кое-что забыл нам вернуть! – хмыкнул Руфин.
– А ну прочь! Во мрак сошлю! – сердито крикнул Мефодий, и дрожащий суккуб мигом слинял, выронив из влажных ручек пергамент с отчетом. Улита одобрительно показала Буслаеву большой палец.