Добрыня глядел на обоих – безразмерного князя и усохшего священника – и гнал подальше мысль, до какой же степени все одряхлели. Недавно он поймал себя на том, что уже не взлетает в седло, а тяжело громоздится на коня. Заметил-то днями. А когда на самом деле пропала былая легкость?.. Добрыня спокойно принимал то, что Киев его молодости потихоньку уходит. Ровесники, те, с кем начинали обустраивать Русь под рукой великого князя, совершили достаточно. Теперь их следовало проводить с благодарностью. Но участвовать в этом всеобщем угасании было тоскливо. Из прежней старшей дружины один Илья Урманин радовал статью, чем вызывал у Добрыни попеременно тихое восхищение и глухое раздражение.