Соловый опять закашлялся, сплюнул, негромко ухнул, глухо, но так, что эхо прокатилось по крышам.
То ли с перепугу, то ли по природной быстроте коня, гонец обернулся быстро. За два дня пути до Киева обоз разъехался с малой дружиной.
– Не очень-то и хотелось, – сообщил Лука.
– Вчера торговался плохо, – объяснил Лука.
По словам Касьяна, митрополит пришел сначала в ужас, а потом в неописуемую ярость, когда к нему явилась эдакая разбойная братия. Худенький сморщенный отец Феофил нагнал на ловцов такого страху – впору было завидовать утопшему. Однако позже, всех допросив и уяснив, что пьяная выходка была именно пьяной выходкой, а не смутой против веры Христовой, митрополит сменил гнев на милость. Назначил большую, но, впрочем, справедливую виру за уничтожение церковного имущества. И отправил ловцов замаливать грехи в пешем паломничестве по святым местам. А новгородцы и рады были убраться подальше: на родине их ждал не самый ласковый прием. И так об Касьяна с братом – вдвоем куролесили – родитель успел обломать все лавки в доме.
Именно этими словами – о былинах! – начинается «Киевская Русь» академика Грекова, ставшая на много десятилетий «главной книгой» о домонгольской истории нашей страны. Мы процитировали лишь два первых абзаца. На самом деле роли и значению былин там посвящено много страниц. Вот еще цитата, возможно – ключевая.