– Уже не тот, что раньше, – мягко сказал Добрыня.
Мы уже говорили, что в этот период – от Олега Вещего до Владимира Мономаха включительно – трудно не влюбиться. Недаром целый народ считал его чем-то вроде «золотого века». Особенное время… Его идеализируют, чрезмерно облагораживают, о нем много спорят, одного не отнимешь – оно у нас было.
Взят с потолка термин «ловцы». Надо было как-то их назвать, и это слово показалось автору наиболее адекватным.
Добрыня жадно пил вино, запрокинув кувшин.
Добрыня пребывал в задумчивости, что-то считая про себя, шевеля губами, загибая пальцы. Ни дать ни взять купец, сводящий убыль с прибылью. Богатый варяжский гость – это надо было знать, что по крови Добрыня природный древлянин, а то и не догадаешься. Он плотно запахнулся в шубу, надвинул шапку на глаза, и только по небрежной роскоши одежды да выбивающейся из-под шапки светлой гриве понятно было, что не торговый это человек, ох, не торговый.
Илья сдвинул шапку на лоб так, что не видно стало глаз. Впрочем, глядел он все равно под ноги.