И они лежали на молу, потому что ничего другого делать не могли, могли только ждать, а стоявшая тут же рация бубнила открытым текстом, хоть и условными терминами радист базы призывал их к бодрости духа, словно ребенка конфетами, прельщал кораблем – и надсажался до тех пор, пока Морской Змей точным грациозным пинком из положения лежа не сбил рацию в воду, и она потонула, даже не булькнув.
Сначала с магистрали доносился шум машин, но вскоре Мазур стал забирать влево, и они долго шагали в тишине, если не считать птичьего пения и цоканья белок временами. За все время они не обменялись ни словом, избегали даже встречаться взглядами. Что-то меж ними пролегло, еще неоформившееся, зыбкое...
«По тайге шагали двое – все-таки шагали, а не брели. Так что ничего еще не потеряно, – заключал про себя Мазур философски. – Вот когда будешь б р е с т и – открывай кингстоны...»
– Ничего, – сказал Мазур. – Ты, главное, малыш, держи хвост пистолетом, а остальное приложится...
– Раз пошла такая пьянка... – сказал он, поднес зажигалку, видя, как неуклюже Крест держит сигарету все еще скрюченными, затекшими пальцами. – Объясни-ка ты мне, почему у такого серьезного... – он вовремя вспомнил про этикет, – человека в подручных ходит Карабас? Это ж сявка, за версту видно...