Мысли о касогах плавно перетекли в размышления о ситуации в Тмутаракани и ее окрестностях.
А вот и дом родной! У ворот Духарев отпустил сопровождавших его отроков из княжьей дружины. Во дворе его ждали собственные гридни – варяги Трувора. И в ожидании, разумеется, бездельничали: приставали к челядинкам, спаивали мишку, который вот уже год как сидел на короткой цепи, поскольку заматерел, обнаглел и слушался только старого Рёреха, а всех остальных норовил подрать. Но медовуху любил до полной потери самоуважения.
Духареву он этого не говорил: знал, что тот чует болото не хуже него.
Не первый раз уж князь до его веры докапывался.
– То местечко, до которого вы, мужи, лакомы, что у боярыни, что у челядинки… – Слада засмеялась. – Да ты ведь даже и не приголубил ее, Сережа! Жалеешь небось?
– Я знаю, – сказал угорский сотник. – Дед Лехчу его деда в свой род принял.