Пацан вернулся в полумрак псарни. Я слышал, как он возился с запорами, гремел железом. В одной из загородок тихонько скулил щенок.
— Конечно, Влад. Извини мою болтливость… старческую, — Аскин сел, подобрался, уставился на меня цепким взглядом: — Ты помнишь, что за тобой долг?
Медленно, еще надеясь на возражения, я убрал гитару в чехол. Почему не пришла Льен… она бы потребовала песни, а Ириан с ней не спорит… Я искоса посмотрел на гайда — кутающегося в плащ из белой грифоньей кожи с перламутровыми застежками и глядящего в пустоту. Глаза его поблескивали таким же холодным синим перламутром. Гайд Торм когда-то спьяну клялся мне, что у Ириана стеклянные глаза, и на ночь тот прячет их в стакан с морской водой.
— Ты ее не знаешь! Ты привык видеть в ней сказку, поэзию, мелодию, поучительный рифмованный сюжет. Для тебя нереальны слова древних песен, и я знаю, почему. Ты сам слишком многое придумывал в песнях, чтобы поверить в то, что сложили до тебя!
— Кем бы ты хотел его видеть, когда он вырастет?
Я шагнул — пол отозвался гулким вздохом. Наверное, бродить в этой одряхлевшей конструкции было куда опаснее, чем идти по болотам или карабкаться по горным тропинкам. Та слепая животная жизнь, что свойственна замкам и храмам, покинула Купол вместе с Врагом. И Купол умер. Я брел сквозь внутренности издохшего монстра.