— Разговор, надо признаться, был довольно сумбурный, — сказал он. — теперь-то я, конечно, понимаю, что этот кроманьонец просто морочил мне голову…
Иванов был тоже испуган. Они взглянули друг на друга и поняли друг друга без слов. Одна и та же картина стояла перед их глазами: тринадцать загорелых, исцарапанных бомб с веселым гиканьем носятся по-над речками и лазают по деревьям в разных концах земного шара, а здесь, в двух шагах, тринадцать детонаторов к ним в зловещей тишине ждут своего часа.
Я сильно переборщил с громкостью видеофона. Аппарат у меня над ухом мелодично взревел, как незнакомец в коротких штанишках в разгар ухаживания за миссис никльби. Я бомбой вылетел из кресла, на лету нашаривая клавишу приема.
— Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и отказывает ему в убежище? Так?
— Все! — ответил я быстро, — каким он был. Чем увлекался. С кем дружил. Чем славился в школе. Все, что вам запомнилось.
— Я знаю, что вы ничего не понимаете, — говорит старик. — и это по меньшей мере странно… Неужели у вас всего этого не было?