Я включил прожектор. Никакой ямы нет. Насколько хватает луч, ровная гладкая площадь светится бесчисленными тусклыми огоньками люминесцирующей плесени, а в двух шагах впереди влажно чернеет большой, примерно двадцать на сорок, прямоугольник гладкого голого асфальта. Он словно аккуратно вырезан в этом проплесневелом мерцающем ковре.
— В широком смысле. Послезавтра. Через год…
Я настораживаюсь. Оказывается, я догадался про огонь! Когда же это я успел?
Я прочитал радиограмму и внимательно перечитал ее еще раз. Странно. Выходит Экселенц интересуется главным образом неким тристаном, он же лоффенфельд. Ради того, чтобы узнать нечто об этом тристане, он поднялся сегодня в несусветную рань сам и не постеснялся поднять из постели нашего слона, который, как всем известно, ложится спать с петухами…
Поразительно, но теперь он был совершенно спокоен. Бодренький, почтенный старичок. По-моему, даже веселый.
— Тогда о чем же вы говорили? — удивился я, развивая успех.