— Погодите, — сказал он. — Биться я готов, но не сейчас. Может...
Воевода лежал на песке ничком. Из спины торчал обломок печенежской пики. Доспехи, голова, руки Серегея были черными от запекшейся крови. А в правой руке, так же как у его князя, — оружие. Сабля. Только целая.
— Стоят! — крикнул в ответ глазастый хузарский хлопец. — О-о-о! Тронулись!
— Холодно тут, да? — сказала Любушка, прижимаясь к ней потеснее. — Замерзла?
— Не успел, батька, — виновато ответил Дужка, не заметив даже, что оговорился: назвал Духарева батькой, будто всё еще его дружинник. — Я ведь в Переяславце был, с полоцкими. Как узнал, что ты в Преславе, сразу поспешил. Но не успел.
— Давно ты, брат, в Киеве не был, — сказал Духарев. — Ольга лучше сама Каидумату отдастся, чем золотом откупится.