У околицы меня встретил Олуп, переминающийся с ноги на ногу и озадаченно почесывающий макушку.
– Да какие там обиды! – усмехается чародей. – Моя слава вперед меня бежит, да и за коня среброгривого, берендейского, по-хорошему мне бы одному надо было ответ держать…
Впрочем, просто стоять и любоваться я тоже не собиралась. Пентаграмма, не получив крови, выпивала мою магическую силу с жадностью заморенной лошади, дорвавшейся до ведерка с водой. Я торопливо покрутила головой, выискивая нацыгу, Ага, вот и она. В преломлении пентаграммы все предметы реального мира казались размытыми и колеблющимися, вокруг живых существ возникало неяркое свечение, нацыга же выглядела как сгусток тьмы, окутанный тончайшей алой сетью. Сложив пальцы щепотью, я метнула в нее белую искру – одну-единственную, но и ее хватило с лихвой. Сеть вспучилась, полыхнула и разлетелась на сотни быстро тающих клочьев.
Оставалось одно «но». Феномен никак не проявлял себя в течение дня, а значит, я не могла «запереть» Круг, находясь в своем мире. Был необходим удар изнутри. Отсюда и сейчас, что заставляло крепко задуматься…
– Идемте тогда за мной, а ты, Василиса, скажи Прасковье Лукинишне, что обед отменяется, пущай сразу к ужину накрывает!
– Исключено, – мстительно сказала я. – Упырь – это как хлебная опара, его не должны касаться чужие руки, иначе не поднимется.