Ригномер, твёрдо державшийся праотеческой веры, к Избранному Ученику Близнецов тем не менее относился скорее с теплотой, во всяком случае, уважал его несомненное мужество. Однако на дороге у него становиться не собирался. И даже повода не собирался давать для того, чтобы жрец узрел его у себя на пути. Хономер из тех, кто перешагнёт не задумываясь. Видали мы, как это бывает.
Сердце сердцем, а часть рассудка всё же приказывала помнить о Заюшке с Оленюшкой и о том, что беззаконная сегванская деревня навряд ли добром отпустит подневольную хромоножку, с утра до вечера правшую<Правшую, прать – мять, давить, жать; особенно о старинном способе ручной стирки белья. Отсюда “прачка”, а также “попирать” – придавливать, угнетать, унижать. > их одежды вместо кичливых дочек и жён. А значит, придётся увозом увозить Эрминтар. То есть могут погнаться. Могут и догнать…
– Я не буду отвечать на те чудовищные обвинения, которыми ты с такой лёгкостью засыпал меня, – сказал ему Хономер. – Нам, последователям Прославленных в трёх мирах, не привыкать к наветам и клевете. Я не буду выяснять, каким образом ты получил известия, о которых только что рассуждал. Пусть всё это пребудет на твоей совести. И на совести тех, кого ты успел убедить…
Вспомнив Колодец, Волкодав вдруг явственно ощутил, что вот сейчас догадается о чём-то очень важном. Вот сейчас явится и даст себя рассмотреть некая мысль, выросшая, словно самоцветный кристалл, в укромном занорыше<Занорыш – полость в породе, заполненная друзами (“щётками”) кристаллов.> разума…
От этой мысли у Хономера вырвался горестный стон. На краю жизни и смерти, где он безо всякого преувеличения оказался, такие недавно привычные мысли об избранничестве и славе показались пустыми, мелкими, стыдными. Но если не это, то что тогда имело значение? Что?..
…Игрица, поскуливая, облизывала морду Застои, умывала друга от крови. Кобель, не успевший толком отойти от боевого угара, отворачивался, люто озираясь: где? что?.. кого ещё рвать?..