В большом зале слуги сбивались с ног. Все суетятся, как муравьи, но получается ловко и слаженно, чувствуется, что благородный Траумель на устройстве пиров и увеселений собаку съел. Множество столов как по мановению волшебства уставлены посудой работы искусных мастеров, к моему удивлению, в изящных вазах появились букеты цветов, явно влияние прекрасных дочерей.
На этот раз их оказалось многовато, я торопливо стрелял, поражая в первую очередь тех, кто прыгал на землю, и в конце концов поднял прицел до широко распахнутого окна. Последний, выбравшись, заколебался, увидев трупы прямо на самом навесе, еще больше внизу на дворе, попятился, и моя стрела ударила его в лоб, когда он уже скрывался в полутьме чердака.
Хозяин заметил ее, когда она появилась в дверях кухни. Я посматривал краем глаза, как она что-то говорила ему, он хмурился, кривился, наконец пожал плечами и развел руками. Девушка умоляюще прижала руки к груди. Мне показалось, что она вот-вот расплачется.
— А где извозчик? — спросил я. — Кучер? Ну, в смысле, водитель коней?
Епископ вскрикнул, но вопль мгновенно оборвался, словно горло перехватили огромным ножом. Вся фигура осела, словно из нее выдернули кости, а мясо превратили в серо-зеленую слизь. Все это растеклось по каменному полу, тут же испарилось, на плитах остались металлические пряжки и крючки.
Насытившись сыром и свежим хлебом, я страстно возмечтал о чашечке кофе, крепкого и горячего, ноздри ощутили его сводящий с ума аромат, губы задвигались, подхватывая капли… и тут неожиданная мысль ударила в голову, как острая стрела. Я сосредоточился, старательно вообразил чашечку с горячим сладким и крепким кофе. Небольшую такую чашку, я из такой пил в теперь давние времена.