Сердце колотится, как будто я пробежал кросс в пять километров. В доме тихо и темно, только у дальней двери едва чадит крохотный светильник, пожадничали масла. За окном тоже тихо, я прокрался к той двери, отворил, огляделся в большой комнате, заставленной разнообразной мебелью, поспешил вдоль стены по лестнице на второй этаж.
Клотар внезапно всхрюкнул, сделал движение привстать, да так и застыл в такой позе и с вытаращенными глазами. Я сидел боком ко входу в зал, повернул голову и увидел, как через порог переступил Грубер. Без доспехов, в ярком синем камзоле, расшитом золотыми цветами, он выглядел великолепным красавцем любовником, по которым сохнут домохозяйки. Узкий пояс подчеркивает тонкую талию, лицо чисто выбрито, пара свежих шрамиков подчеркивает мужественный загар и белые зубы.
То ли день выдался на редкость жаркий, то ли сказывается растущая близость к Югу. Солнце, казалось, светит и жжет отовсюду: с неба, от песка под копытами, с листьев деревьев, что вроде бы должны укрывать нас от него. Я ошалел, одурел, ослеп и ехал, как пьяный, кривясь, морщась и пошатываясь в седле. Не представляю, как Клотар, да и все, кроме Кадфаэля, прут в этих доспехах. Я все-таки схитрил, мои доспехи в мешке за спиной. Но все равно я чувствовал себя звездолетом, что приблизился чересчур близко, и теперь солнце охватило меня со всех сторон, замкнуло, искривив время и пространство.
— Хорошо, — согласился я. — Альдер, ты у нас дамский угодник, так что держись в середине. А я прикрою сзади
— А кто не мечтает, — ответил Клотар желчно. — Нельзя всю жизнь шататься по дорогам с мечом в руке. Когда-то любой меч становится тяжелым…
Леди Женевьева с Клотаром и Альдером сидела у нашего костра, посматривала, как я жадно пожираю нежное мясо и сочные форели, морщилась, но я постоянно видел в ее темных, как ночное небо, глазах живейший интерес.