Теперь черный камешек сместился на четверть в сторону, спрятался между средним и безымянным, со стороны ладони блестит синий, а снаружи – крохотный рубин. Пока я рассматривал их, какая-то странность коснулась моего сознания, я быстро огляделся, выискивая опасность.
Дверь робко приоткрылась, заглянула конопатая глупая морда с торчащими в разные стороны волосами.
– Странные – просто странные. Они отличаются от других, но они тоже, как все.
Гайл Етлинг рассматривал нас придирчиво. Щупающий взгляд скользнул по моим мышцам, потрогал молот, прополз по доспехам.
Второго я постарался ударить так, чтобы слетела голова, она тут же зависла над схваткой. Монстры все еще таращат глаза вперед, видят меня там, где меня давно нет. Я ударил первого в бок, где у человека печень, любого болевой шок убьет мгновенно, но с этими монстрами кто знает, какой у них порог, да и есть ли вообще печень, начал рубить ноги, до шеи не достану, проскальзывал среди них, на затылке волосы шевелились от жуткой мысли, казалось, что прикидываются, вот сейчас схватят…
На стенах прапоры, яркие, цветастые, с оскаленными мордами зверей, нигде я не заметил неизменного креста на стене с распятым пророком новой веры, а здесь должен быть в два человеческих роста, если мне не изменяет присущее мне чувство вкуса, нет прочих христианских атрибутов, как то множества икон… Хотя нет, иконы только в православии, а здесь левославие… Левославие, или католицизм, ограничивается распятием. А иконы – это тот же набор деревянных идолов, только не резные столбы, а раскрашенные доски.