Когда мы залили костер и вышли на отмель, солнце уже показалось над горизонтом, пустив по реке золотистую дорожку. Из-за безветрия вода казалась неподвижной, о течении напоминали лишь проносившиеся мимо щепки да частая рябь у камышей.
– Неси. Но если попытаешься нас обмануть... – и с хрустом размяла переплетенные пальцы.
К вечеру вся Школа знала, что я заколдовала Учителя. Версий было три: либо он поддался, либо притворился, чтобы натянуть оценку любимой ученице, либо мне и вправду крупно повезло. Впрочем, прецеденты уже были – в позапрошлом году кто-то вырастил экзаменатору рога, да так успешно, что их пришлось пилить вручную; на памяти Алмита, любителя мрачных баек из жизни, невесть куда сгинула целая комиссия и нашлась только через неделю, причем где ее носило, она так и не призналась; но никому еще не удавалось посадить в лужу нашего Учителя.
– До середины леса нам не встретился ни один.
Слово “уроки” потрясло близняшек больше, чем слово “угол”. Худшее наказание – когда шалость превращается в нудное ежедневное занятие. Они ревели – каждый из своего угла – как две невинные девицы перед свадьбой по принуждению.
Храм напоминал полураспущенный цветок белой кувшинки – шесть лепестков уже отделились от бутона, а остальные еще сомкнуты остроконечным куполом. Не такой уж и высокий, от силы восемь саженей, при дневном свете он завораживал изяществом линий и филигранностью отделки. Гладкие бледно-розовые стены блестели, точно настоящие лепестки; казалось, они матово светятся изнутри, источая живое тепло. Идеально подогнанные камни словно срослись, не оставив щелей; храм как будто выточили из цельной скалы, расписав не красками, а хрустальными прожилками – почти незаметными, но, стоило уцепиться взглядом хотя бы за одну, как стена стремительно обрастала узорами сверху донизу.