Я долго рассматривал широкополую шляпу с плюмажем, белый кружевной воротник и длинные локоны, обрамляющие суровое узкое лицо. Это лицо никто не упрекнул бы ни в грубости черт, ни в жестокости выражения, но в поджатых тонких губах, в холодном, непреклонном взгляд» было что-то черствое, чопорное, беспощадное.
– Да, очень крупного. – Он развернул один сектор этой карты и положил его на колени. – Вот тот самый участок, который нас интересует. В середине стоит Баскервиль-холл.
«Только что сообщил Бэрримор дома Баскервиль».
Мы очень приятно провели время за завтраком, лишь вскользь коснувшись тех вопросов, что свели нас четверых вместе. И Холмс только тогда осведомился о дальнейших планах Баскервиля, когда вся наша компания перешла к нему в номер.
– Представьте себе, еду носит ребенок! – продолжал Френкленд. – Я каждый день его вижу в подзорную трубу, которая у меня на крыше. Он ходит одной и той же дорогой, в одно и то же время. К кому? – спрашивается. Конечно, к каторжнику!
Крутой склон был покрыт как бы кольцами из серого камня. Я насчитал их около двадцати.