Они уходят в туалет, а мы стоим и ждем, чтобы они нам вернули кокс, и болтаем. Я говорю, что очень смешно, как они втроем там поместятся, особенно с этой коровой (а девка реально очень толстая). Сашка тоже смеется, и чувствуется, что стекленеет. Меня также постепенно накрывает алкоголем, мне как-то очень весело и похотливо. Сашка тем временем предлагает мне взять себе одну из его чувих, которая мне больше нравится. Я про себя отмечаю, что, хотя, по слухам, он сейчас здорово зарабатывает, в сущности, он остался тем же клевым парнем, каким был, когда мы познакомились.
— Бездуховно там у вас, — сказал он, выдувая табак из папиросы. — Тут у нас Васильевский остров, Нева, духовность. А в Москве? Одни бутики да кабаки. И храм Христа Спасителя, похожий на силиконовый имплантат, который себе старухи миллионерши ставят в надежде лучше выглядеть. Но это им не помогает.
И тут, внезапно для себя, я начинаю рыдать. Натурально, слезы текут по моему лицу, я их размазываю рукавом куртки, как размазывает дешевую растекшуюся тушь вокзальная шлюха, клокочу горлом и хлюпаю носом.
— Мы с тобой сейчас не сядем, — Вадим начинает орать на меня, — не сядем мы с тобой никуда, понял?! Потому что нас подставили, кинули, развели как лохов, так тебе понятнее?! И никто ничего не придумает. Они уже все за нас придумали, эти твои знакомые. Всю схему, когда путали нас на это фуфло, эти твои пиздатые знакомые.
Читать они, скорее всего, уже разучились. Иначе как вы объясните тот факт, что многие глянцевые журналы почти сплошь состоят из фотографий с презентаций, открытий и закрытий летних веранд и прочих именин сердца? А некоторые просто представляют собой одну сплошную фотосессию с бесконечной party. Мумии сидят и разглядывают картинки. Когда они видят там себя или своих знакомых, то очень сильно волнуются, тыкают пальцами в фотографии и издают звуки «Bay! Клево! Класс!» и прочие. Я думаю, что эти условные сигналы позаимствованы ими у китов или дельфинов, которые разрывают водные толщи своими ультразвуковыми криками в поисках сородичей.