Я возразил, что он не мог об этом писать, так как экспедиция вышла из Петербурга приблизительно двадцать лет тому назад и последнее полученное известие было от 1914 года.
— Опасное, но замечательное, интересное дело, — сказал он.
— Катя, я не могу не говорить об этом. Вообще нам не о чем говорить, если ты ему веришь.
— Вот что, голубчик мой, — сказала она строго. — Я на тебя, по старой памяти, не сержусь. Но только чтобы я тебя не видела и не слышала.
— Ухо вульгарис, — объявил он с удовольствием, — ухо обыкновенное.
— Ненавижу я его или нет, — оказал я спокойно, — это не имеет ни малейшего отношения к делу. И я вообще не знаю, что вы хотите этим сказать. Что я настаивал нарочно, то есть из подлых личных побуждений?