А вот веселья особого не было. Нет, дружинники уже изрядно захмелели, но пока тихонько переговаривались между собой и даже на симпатичных разносчиц смотрели без особого интереса. Да и песня, которую только что закончили напевать заозерцы, очень уж походила на поминальную. Слов на их тягучем наречии разобрать не удалось, но звучавшая в голосах тоска говорила сама за себя.
– Да вроде ничего не слышно, – пробормотал поежившийся Шутник.
Пока все проверяли оружие и доспехи, я присел рядом с ведущими вниз ступенями. Ни черта не видать! Темно, как у теней за пазухой. От грубо отесанных каменных плит тянуло сырой стылостью, и, чем больше я всматривался во тьму, тем меньше мне хотелось туда спускаться. С чего бы это? Никогда раньше темноты не боялся. Вытащенные из ножен мечи прогнали непонятное ощущение беспомощности, но неприятный осадок все же никуда не делся, и от этого было немного не по себе.
– Отдельную могилу ему копать? Да от него и не осталось почти ничего!
Но сейчас серебряный шар никого не интересовал, все молча смотрели на тринадцать лежавших вокруг пруда тел. Руки мертвецов были сцеплены между собой пронзившими кисти железными штырями, ноги закованы в приклепанные к каменным плитам пола цепи. И лежали мертвецы так уже довольно давно: вздувшиеся животы, лопнувшая кожа, синюшные пятна и гниющая плоть недвусмысленно об этом свидетельствовали. А еще запах. Запах здесь стоял такой, что позеленел не только я, но и ко всему привычные дружинники.
– Вот. – Поднимаясь, я выбросил руку со стрелой вперед, и каменный наконечник пробил лейтенанту горло, прежде чем тот успел хоть что-либо предпринять.