Царь (перечеркнуто). Твой батюшка (перечеркнуто). Царь-батюшка".
– А скажи мне, Паша, – попросила я, – зачем Кощей своих жен со свету сживает?
Обжилась я у Кощея за месяц, пообвыкла – до чего хорошо замужем! Дома одной из тридцати была, а тут одна-единственная, хозяйка полноправная – ни тебе сестриных наветов, ни батюшкиных запретов. С Кощеем, кажись, поладила – первым не заговаривает, но и от беседы не уклоняется, в клетку сыграть не брезгует, Пашу вместе выезжаем, даже на охоту как-то взял, вепря громадного затравили. А уж стряпуха не нарадуется – я девица молодая, здоровая, прожорливая: то яблочко мне, то пирожок печеный; глядишь, и Кощей, на меня глядя, чего скушает. Опочивальню, правда, на ночь исправно запирает, и Василисушкой ни разу не назвал, все «царевна» да «Василиса». Обидно мне это, а отчего – и сама не знаю. Иной раз и хотелось бы его словом ласковым приветить, да как глянет на меня Кощей пристально – так тем словом и поперхнусь.
– Тебе, Пашка, хворостину не покажи – с места не стронешься.
Смотрю – кивнул стражникам, те, стыдливо потупившись, уже ко мне подступают. Стряхнула я руки постылые, спину гордо выпрямила, развернулась – только коса по воздуху свистнула, корону батюшкину наново сбила – да и прошла прочь из залы, сам Кощей посторонился, меня пропуская.
Да как дам ему ногой пониже пояса! Взвыл басурманин тоненько, всякий интерес ко мне потерял. Стража на выручку кинулась, занесла сабельки вострые, да тут из черепа изумрудного как плеснет зеленым пламенем – так басурман в стороны и разметало! Полетел над ордой крик великий, басурмане со страху луки-стрелы пороняли, выскочили из шатра Кощей с ханом басурманским, глядь – ханыч с воем по земле катается, из-под халата узорчатого рыжий хвост видать, а стража ханская все скулит да тявкает, по слову моему шавками дворовыми перекинувшись!