— Ничего, все в порядке, спасибо. Я нормально себя чувствую.
Толланд подмигнул, кивнув в сторону мраморного столика, на котором лежало что-то завернутое в яркую подарочную бумагу.
Знаменитый кабинет за свою долгую историю приобрел множество различных прозвищ. Как только его не называли: мужская комната, берлога Дика, спальня Клинтона. Харни предпочитал называть его «ловушкой для омаров». Это казалось самым подходящим. Каждый раз, когда в кабинет входил новый человек, он моментально терял равновесие и точку опоры. Симметрия комнаты, ее мягко закругляющиеся стены, искусно замаскированные двери, отдельные для входа и выхода, заставляли посетителя ощущать некое подобие головокружения и даже расстройство зрения. Нередко какой–нибудь важный человек, поднявшись после беседы с президентом, торжественно пожимал хозяину кабинета руку и целеустремленно направлялся прямиком в шкаф. Дальнейшее зависело от исхода встречи: президент или сразу останавливал гостя, или же с интересом наблюдал, как тот смущенно пытается выпутаться из затруднительного положения.
— Не имею склонности вмешиваться в политические события.
— Увеличенная обонятельная доля мозга? — с сомнением переспросил он.
— Доктор Харпер, — произнесла она, попытавшись придать голосу твердость.