– Сколько еще осталось? – спросила Корделия.
Этот рассказ был как странный колючий дар, слишком хрупкий, чтобы его бросить, и слишком ранящий, чтобы держать. Он лег и снова замолчал, а она обошла поляну, прислушиваясь к тишине леса. Когда она закончила обход, Форкосиган спал, дрожа и мечась в лихорадке. Корделия стащила с Дюбауэра один из обгоревших спальных мешков и укрыла его.
– А я бы решила – четырнадцатое. Или двенадцатое.
– Ладно, лезьте обратно. – Корделия снова ее окунула.
Корделия кивнула, испытывая благодарность за то, что он ее оставляет, и он ушел, уведя Ботари и плотно прикрыв за собой дверь. Она вздохнула, расстроенная и растерянная, и лежала, глядя в потолок, пока старшина Нилеза не принес обед.
– Нет-нет, старик распорядился, чтобы он у вас был. Я не собираюсь спорить с ним относительно пленных, для него это больной вопрос.