Ничего удивительного, что он смеется. Он не оплакивает смерть. Он празднует побег.
По этой морщинке Майлз сделал вывод, что Уэдделл-Канаба вел себя как обычно – был просто блестяще умен и отвратительно несносен. И если когда-нибудь он лишится своего выдающегося ума, то, несомненно, весьма удивится тому, какое воздаяние навлечет на него его отвратительный характер. Но Авакли слишком честный ученый, чтобы заявлять о чужих достижениях как о своих собственных. Уэдделл занял возвышение, его аристократическое лицо было сейчас усталым, напряженным и чуточку самодовольным.
Галени неловко откашлялся. – Думаю, я должен тебе извинения. Я был не в себе.
– Я получу ее обратно на следующей неделе. Когда принесу свою присягу на последнем перед зимними каникулами совместном заседании Совета графов и Совета Министров.
– Лучше. Мы поймали его при попытке поменять фильтр в своем прежнем кабинете, где он, очевидно, и ввел прокариот Иллиану.
Иллиан кивком отпустил его, но едва Майлз повернулся, чтобы уйти, добавил: – Лейтенант…