Просто уж такое несчастье, что на несколько секунд луч этот приковал наметанный взгляд виртуоза.
Ничего этого профессор не читал, смотрел остекленевшими глазами перед собой и курил. Кроме него только два человека были в институте – Панкрат и то и дело заливающаяся слезами экономка Марья Степановна, бессонная уже третью ночь, которую она проводила в кабинете профессора, ни за что не желающего покинуть свой единственный оставшийся потухший ящик. Теперь Марья Степановна приютилась на клеенчатом диване, в тени в углу, и молчала в скорбной думе, глядя, как чайник с чаем, предназначенным для профессора, закипал на треножнике газовой горелки. Институт молчал, и все произошло внезапно.
Александр Семенович хлопотал, сам влезал на лестницу, проверяя провода.
Тут Бронский вооружился карандашом. Победные искры взметнулись в глазах Персикова.
– В мое время, – заговорил выпускающий, хихикая жирно, – когда я работал у Вани Сытина в «Русском слове», допивались до слонов. Это верно. А теперь, стало быть, до страусов.
– Но почему же? – спросил таинственный голос и снисходительно усмехнулся.