И Елена замолкала, потеряв нить мелькнувшего желания. В отличие от рвущихся ниток, концы которых она подхватывала и связывала узлом, ни мысли, ни предложения она не могла соединить в местах обрыва и, страдая, пыталась кое-как скрыть от окружающих это ужасное состояние.
Смотрела Василиса прямо, один глаз белый, другой голубой. Неприятный взгляд.
– Ах ты черт, – огорчился он. – Я, конечно, козел, но и ты хороша... Но ребенок, по теперешним обстоятельствам, – это уж слишком.
Бритоголовый оглянулся – его ждали. Впервые за все время путешествия, уходя, он не угасил огня.
– Прекратите истерику. Здесь дети, женщины, животные, в конце концов... Не хотите, можете здесь оставаться...
– А ты что думаешь? Мытье рук по Спасокукоцкому, трепанация по Бемму, капли Бехтерева... Все приемы оттуда приходят.