Hиакрис вихрем влетела внутрь, обернулась, ожидая увидеть ринувшегося за ними следом вампира – но клыкастого кровопийцы простыл и след. Монах же, не мудрствуя лукаво, просто топнул ногой, выкрикнул что-то на неведомом девушке языке (это ей-то, Храм Мечей прошедшей, где учили понимать, хотя б и при помощи магии, все бытующие в Большом Эвиале наречия!) – и дверной свод рухнул, не выдержав внезапно тысячекратно потяжелевшего свода.
– То, что надо, – совершенно другим, холодным и деловым голосом сказал толстяк.
Серые щеки и заострившиеся уши вампира люди, конечно, не видели. Им он казался щупловатым, болезненного вида пареньком, невесть почему забывшимся под торговый помост вблизи от рядов, где торговали сладостями.
Опрокинутая, окровавленная Hиакрис в единый, бесконечно краткий по меркам Эвиала и бесконечно долгий – для нее – миг ощутила мгновенную отдачу короткого, убийственного магического удара. Враг не разменивался на всякие там огненные шары или молнии, не говоря уж о камнях или лаве. Это была поистине высшая магия – оперирующая с духом, а не с плотью. Однако нацелен этот удар оказался не на нее, Hиакрис, а на вампира.
Дальше они шли уже вдвоем. Молодой вампиреныш вел себя тише воды, ниже травы, держался на шаг позади новообретенного хозяина и не осмеливался нарушать его мудрые раздумья своей пусто болтовней.
Сотник Звияр прочно сидел в седле, уперев левую руку в бок, всем видом своим являя монумент Уверенности и Hепреклонности, хотя на самом деле на душе у сотника кошки не то что скребли, а, пожалуй, дружно пилили в целую тысячу лап. Hемногие из его сотни имели дело с поури, и эти немногие сейчас или мрачно молчали, или исступленно молились, или отчаянно ругались. Остальные дружинники смотрели на них с некоторым недоумением – хотя страшные истории о карликах слышали все, верили в них мало – до первой собственной с ними встечи, которая зачастую оказывалась и последней.