Девушка не смогла. Она даже не закрыла лицо руками. Глаза ее, широко раскрытые, не мигая, смотрели на волшебника. И он чувствовал, как то, что не смогли заметить и разбудить все здешние чародеи, то, что могло бы стать ее гордостью и призванием, – медленно ожило и стало пробуждаться к жизни.
– Моя кровь? – эхом откликнулся он, стараясь выиграть время.
– Бояться?.. – Hиакрис состроила гримаску. – Вот еще!.. Скажи лучше, ты не можешь зачаровать дюжину-другую наших соглядатаев? Пригодятся, когда мне на штурм идти.
Молодой воин по-прежнему стоял перед строем, небрежно опустив оружие и, казалось, даже не смотрел в сторону близящегося врага. Hепохоже было, что предстоящее сражение хоть сколько-нибудь волновало его – или он и в самом деле был так неколебимо уверен в том, что сам, своми руками перебьет всех до единого карликов?
Hиакрис чувствовала опасность, подобно зверьку, не чутьем даже, и не магическим свои даром – а чем-то еще, неуловимым, тем самым сверчувством, что иногда встречается только у детей, и совершенно угасает у взрослых, несмотря на все их старания.
– Пошли, – монах первым спрыгнул в черноту. – Осторожно, тут тьма, хоть глаз коли…