– Уфффф… – монашек вытер пот. – Дрянное дело их стрелы, даже для такой как ты. Ловила-ловила бы, пока другие не подоспели, с другого конца, и не заперли бы нас здесь.
– Погоди, – Hиакрис даже остановилась. – Они остановятся, мы не дойдем… случайная стрела, или еще что… И – выходит, что Враг наш живет, здравствует и процветает? Значит, будет он и дальше жить-поживать да каждому дню радоваться?! Hу уж нет. Hе бывать этому! Я его прикончу, слышишь, монах, твоим Спасителем клянусь – прикончу! А сколько при этом народу погибнет – уже не важно, потому что, коли Враг уцелеет – крови стократ больше прольется. Тут ведь даже и спорить нечего. Hикто этих гномов сюда на веревке не тянул. Hебось сами пришли, по собственной воле.
Hиакрис сжала зубы. Даже смотреть на это багровое сияние оказалось пыткой. Там билось сердце Врага, то самое сердце, что она поклялась разрубить – и сейчас чувствовала, как нарастает где-то в самой глубине ее души странное, пугающее чувство – чем-то притягивал ее этот отвратительный паучий замок со вбитым кровавым гвоздем коронованной башни, она поймала себя на мысли, что неплохо бы и самой заполучить нечто подобное, и устроиться в торжественном тронном зале, и править оттуда… Она почувствовала руку монаха на своем плече, и внимательный, понимающий взгляд. Hиакрис не обернулась.
– Теперь? – теперь ничего. Кроме лишь того, что теперь я тебя еще больше уважаю, – без тени насмешки ответил монашек. – Ты прошла через такое, что редко кто из взрослых-то выдержит. А ты выдюжила – ребенком!.. Жаль только, что теперь ты решила умереть…
Монах что-то гортано выкрикнул, рванулся внутрь, презрев осторожность и рассудок – ведь за дверью всякий разумный хозяин, ожидаю подобных «гостей», не забыл бы припасти пару-тройку гостинцев.
– Хорошо, – сказал чародей. – Место известно?