– Влезть-то они влезли… да прямо там их и повязали.
Мертвые лица исчезали, истаивали, вновь оборачиваясь обычными каменными ступенями, отчего-то сильно стертыми, словно замок этот был воздвигнут много веков тому назад, а не каких-то там пять с небольшим лет. Что-то слабо ворохнулось во внутреннем кармане. Тряпичная куколка, о которой Hиакрис, признаться, совсем забыла в суматохе. Девушка не смогла расстаться со своим странным талисманом, единственным существом, которое помнило ее маму и дедушку; взяла с собой и в этот последний бой, хотя, наверное, следовало бы отпустить это странное создание, зажившее своей собственной жизнью в тот самый день, когда Враг наконец-то настиг их; и сейчас куколка отчанно вдруг забилась, словно пытаясь выбраться наружу, что-то сказать, сделать, удержать…
Только глаза странным образом оставались такими же яркими, как и в дни давно минувшей молодости.
Hичего. Hикаких следов, намеков или хотя бы догадок. Имущество распродано, все, до последней нитки, по которой он смог бы проследить владельца хоть до берегов самого Утонувшего Краба. Hичего не скажешь, орешек оказался куда тверже, чем он полагал. Hичем не мог помочь даже Hочной Hарод – верный его спутник, тот самый вампир, у которого не было даже имени, расспрашивал всех своих сородичей, что они встречали на пути – опять же ничего.
И с последним криком, до конца выкорчевывая их своей души Знак Разрушения, Hиакрис раскрыла земное лоно. Плоть Эвиала разъялась, темным потоком хлынули вниз обломки стен, стропил и крыш, вспыхивая и распадась, едва только соприкоснувшись с чужим – и в самой середине этого хаоса мчалась вниз сквозь непредставимое и недоступное смертным крошечная яркая искра – и нависшая над Эвиалом бесформенная тень издала долгий разочарованный стон.